Год выпуска: 1988 Жанр: Трагикомедия Режиссер: Владимир Бортко Продолжительность: 01:04:49 + 01:05:31
В ролях:Владимир Толоконников, Евгений Евстигнеев, Борис Плотников, Роман Карцев, Нина Русланова, Евгений Кузнецов, Ольга Мелихова, Алексей Миронов, Анжелика Неволина, Наталья Фоменко, Иван Ганжа, Валентина Ковель, Сергей Филиппов, Роман Ткачук
1920-е годы. Профессор Филипп Филиппович Преображенский (Евгений Евстигнеев), выдающийся хирург, достиг отличных результатов в практическом омоложении. Продолжая исследования, он задумал небывалый эксперимент — операцию по пересадке человеческого гипофиза и семенных желез собаке.
Бродячий пёс Шарик стал подопытным животным, получил доступ в великолепную квартиру профессора и отличное питание. Донором органов стал погибший в драке Клим Чугункин (Владимир Толоконников) — алкоголик, дебошир и хулиган. Результаты операции превзошли ожидания. У Шарика вытянулись конечности, выпала шерсть, сформировалась речь.
По Москве поползли слухи о чудесах, творящихся в доме профессора. Преображенскому же очень скоро пришлось пожалеть о содеянном. Хотя с Шариком и происходило очеловечивание, от Клима Чугункина ему передались все пагубные привычки и остались отдельные собачьи повадки. Но это не помешало ему прекрасно адаптироваться в социалистической действительности и даже стать начальником подотдела очистки Москвы от бродячих животных.
Шариков превращает жизнь профессора Преображенского и обитателей его квартиры в настоящий ад. Подстрекаемый председателем домкома Швондером (Роман Карцев), он пишет доносы на своего «создателя», требует выделить ему жилплощадь и даже угрожает револьвером. Профессор Преображенский вместе с доктором Борменталем (Борис Плотников) пытается воспитать его.
Однако все усилия оказываются напрасными. Профессору ничего не остаётся, как признать эксперимент неудавшимся и вернуть Шарикова в его первоначальное состояние.
«Соба́чье се́рдце» — двухсерийный чёрно-белый художественный телефильм Владимира Бортко, телевизионная экранизация одноимённого произведения Михаила Булгакова, бытовавшего в самиздате до самой горбачёвской перестройки.
Первый показ состоялся 19 ноября 1988 года в эфире Центрального телевидения. Повесть «Собачье сердце» была опубликована впервые в 1987 году (журнал «Знамя»), то есть всего за год до выхода картины на экран.
Призы и премии * 1988 — Конкурс профессиональных премий киностудии «Ленфильм» и Ленинградского отделения СК (Премия им. А. Москвина за лучшую операторскую работу — Юрий Шайгарданов) * 1989 — Международный кинофестиваль в Варшаве (Приз «Золотой экран» — Владимир Бортко) * 1989 — XII телефестиваль в Душанбе (Гран-при — Владимир Бортко) * 1989 — XLI МТФ в Перудже («Приз Италии») * 1989 — 13 Международный кинофестиваль в Болгарии («Приз за режиссуру» — Владимир Бортко) * 1990 — Государственная премия РСФСР имени братьев Васильевых (Владимир Бортко и Евгений Евстигнеев)
В ролях: * Евгений Евстигнеев — Профессор Преображенский * Борис Плотников — Доктор Борменталь * Владимир Толоконников — Существо / Полиграф Полиграфович Шариков * Нина Русланова — Дарья Иванова * Ольга Мелихова — Зина Бунина * Роман Карцев — Швондер * Анжелика Неволина — Васнецова * Валентина Ковель — пациентка * Сергей Филиппов — пациент * Евгений Кузнецов — Пеструхин * Борис Соколов — конферансье в цирке * Нора Грякалова — мадмуазель Жанна * Владимир Светозаров * Алексей Миронов — Фёдор * Наталья Фоменко — Вяземская * Иван Ганжа — Жаровкин * Юрий Эллер * Юрий Волков — Василий Васильевич Бундарев * Роман Ткачук — Николай Николаевич Персиков * Анатолий Сливников — пожарный * Сергей Бехтерев — медиум * Юрий Кузнецов — читатель Брокгауза («Мадриан»)
Интересные факты * Рассказывает режиссёр Владимир Бортко: «На роль Шарикова было восемь претендентов, в том числе и любимый мною актёр и друг Николай Караченцов. Но Толоконников, обнаруженный нами в Алма-Ате, убил меня совершенно. На пробе он разыгрывал сцену с водкой: „Желаю, чтобы все!" Он так убедительно гмыкнул, хэкнул, так удивительно пропутешествовал глоток по его шее, так хищно дернулся кадык, что я утвердил его немедленно». * К созданию фильма приложил руку и известный бард Юлий Ким: частушки, исполняемые Шариковым («…подойди, буржуй, глазик выколю») — его заслуга. * Одна из центральных и запоминающихся сцен фильма, где Шариков исполняет частушку под балалайку перед большой аудиторией ученых, а профессор Преображенский падает в обморок, отсутствует в литературном первоисточнике * После фильма и без того известные актёры стали ещё более популярными. Владимир Толоконников как-то заметил: «Меня теперь в интервью постоянно про Шарикова спрашивают… пока фильм этот смотрят, и я живу!» * Чтобы передать на экране колорит того времени, для имитации черно-белого изображения Владимир Бортко использовал для камеры фильтр сепия. Прием оказался удачный, и режиссер успешно использовал его в других, аналогичных по времени действии фильмах «Идиот» и «Мастер и Маргарита». * На роль Швондера пробовался актер Семен Фарада * Кадры в фильме, где якобы представлена документальная хроника с участием трамвая, сняты режиссером в Санкт-Петербурге (Дегтярный пер., 7) * В литературном первоисточнике Швондер — молодой человек, недавно приехавший в Москву из провинции. Актеру Роману Карцеву в момент съёмок фильма было 48-49 лет. * В кадре, где Борменталь ловит Шарикова, тот разбивает стекла в буфете. И действительно, во время съёмки этой сцены Владимир Толоконников сильно порезал ногу. * В фильме профессор Преображенский приглашает коллег для осмотра Шарикова. Одного из них он представил как профессора Персикова. На самом деле профессор Персиков — это персонаж другого рассказа Михаила Булгакова, «Роковые яйца». * Сергея Филлипова, который по состоянию здоровья не смог присутствовать на озвучании, в фильме озвучивает другой человек. Профессиональный имитатор с блеском это сделал — голос невозможно отличить. * Актриса Анжелика Неволина, сыгравшая секретаршу Васнецову, — приёмная дочь Александра Демьяненко.
Ляпы в фильме * Профессор Преображенский, доктор Борменталь и Шариков собрались за овальным столом пообедать. Когда Зина разносила еду, расстояние между доктором Борменталем и Шариковым весьма внушительное, а после того, как ракурс меняется, эти двое сидят практически рядом. * В первой серии доктор Борменталь зажигает свечку одной длины, а когда оборачивается с только что зажжённой свечкой, то она оказывается короче. * В кинотеатре доктор Борменталь сначала сидит рядом с одним человеком, а после конца показа встаёт с совершенно другим. * Во время исполнения частушек под балалайку перед аудиторией ученых Шариков несколько раз отрывает руку от инструмента, при этом инструмент продолжает звучать. Съёмочная группа * Автор сценария: Наталия Бортко * Режиссёр: Владимир Бортко * Оператор-постановщик: Юрий Шайгарданов * Художник-постановщик: Владимир Светозаров * Композитор: Владимир Дашкевич * Текст песен: Юлий Ким * Песни исполняет: Владимир Толоконников * Звукооператор: Гарри Беленький * Монтаж: Леда Семёнова * Грим: Вадим Халаимов * Художник по костюмам: Лидия Крюкова * Директор картины: Георгий Мауткин
Производство * «Ленфильм» * Творческое объединение телевизионных фильмов по заказу Гостелерадио СССРDVD-дистрибьютор в России * «Twister» * «Крупный план»
Цитаты * Неужели я обожру Совет Народного Хозяйства, ежели в помойке пороюсь? Жадная тварь! * «Нигде, кроме…» такой отравы не получите, как «…в Моссельпроме!». * Снимайте штаны! * — 25 Лет, клянусь богом, профессор, ничего подобного. Последний раз в 1899-м году в Париже на Рю де ла Пэ. — А почему вы позеленели? * Похабная квартирка!.. * Я вам, сударыня, вставлю яичники… обезьяны. * Пойти, что ли, пожрать? Ну их в болото. * — Мы к вам, профессор, — заговорил тот из них, у кого на голове возвышалась на четверть аршина копна густейших вьющихся волос, — вот по какому делу… — Вы, господа, напрасно ходите без калош в такую погоду, — перебил его наставительно Филипп Филиппович, — во-первых, вы простудитесь, а, во-вторых, вы наследили мне на коврах, а все ковры у меня персидские. * — Во-первых, мы не господа! — Во-первых, вы мужчина или женщина? * — А вас милостивый государь, прошу снять ваш головной убор. — Я вам не милостивый государь! * — Это вас вселили в квартиру Федора Павловича Саблина? — Нас, — ответил Швондер. — Боже, пропал калабуховский дом! — В отчаянии воскликнул Филипп Филиппович и всплеснул руками. * — Мы, управление дома, — с ненавистью заговорил Швондер, — пришли к вам после общего собрания жильцов нашего дома, на котором стоял вопрос об уплотнении квартир дома… — Кто на ком стоял? — Крикнул Филипп Филиппович, — потрудитесь излагать ваши мысли яснее. * Очень возможно, что Айседора Дункан так и делает. Может быть, она в кабинете обедает, а кроликов режет в ванной. Может быть. Но я не Айседора Дункан!.. * — Сейчас ко мне вошли четверо, из них одна женщина, переодетая мужчиной, и двое вооруженных револьверами и терроризировали меня в квартире с целью отнять часть ее. * — У меня нет возможности точно повторить все, что они говорили. Я не охотник до бессмыслиц. * — Но только условие: кем угодно, когда угодно, что угодно, но чтобы была такая бумажка, при наличии которой ни Швондер, ни кто другой не мог бы даже подойти к двери моей квартиры. Тщательная бумажка. Фактическая. Настоящая! Броня. Чтобы имя даже не упоминалось. Кончено. Я для них умер. * Глухой, смягченный потолками и коврами хорал донесся откуда-то сверху и сбоку. Филипп Филиппович позвонил, и пришла Зина. — Зинуша, что это такое значит? — Опять общее собрание сделали, Филипп Филиппович, — ответила Зина. — Опять! — горестно воскликнул Филипп Филиппович. — Ну, теперь, стало быть, пошло, пропал Калабуховский дом. * Мы знаем об его работе. Целых пять комнат хотели оставить ему… * Это какой-то позор!.. * — Если бы сейчас была дискуссия, — начала женщина, волнуясь и загораясь румянцем, — я бы доказала Петру Александровичу… — Виноват, вы не сию минуту хотите открыть эту дискуссию? — Вежливо спросил Филипп Филиппович. * — Хочу предложить вам, — тут женщина из-за пазухи вытащила несколько ярких и мокрых от снега журналов, — взять несколько журналов в пользу детей Германии. По полтиннику штука. — Нет, не возьму, — кратко ответил Филипп Филиппович, покосившись на журналы. Совершенное изумление выразилось на лицах, а женщина покрылась клюквенным налетом. — Почему же вы отказываетесь? — Не хочу. — Вы не сочувствуете детям Германии? — Сочувствую. — Жалеете по полтиннику? — Нет. — Так почему же? — Не хочу. Помолчали. — Знаете ли, профессор, — заговорила девушка, тяжело вздохнув, — если бы вы не были европейским светилом, и за вас не заступались бы самым возмутительным образом (блондин дернул ее за край куртки, но она отмахнулась) лица, которых, я уверена, мы еще разьясним, вас следовало бы арестовать. — А за что? — С любопытством спросил Филипп Филиппович. — Вы ненавистник пролетариата! — Гордо сказала женщина. — Да, я не люблю пролетариата, — печально согласился Филипп Филиппович и нажал кнопку. Где-то прозвенело. Открылась дверь в коридор. — Зина, — крикнул Филипп Филиппович, — подавай обед. Вы позволите, господа? * …Мм… Доктор Борменталь, умоляю вас, мгновенно эту штучку, и если вы скажете, что это… Я ваш кровный враг на всю жизнь. Это плохо? Плохо? Вы ответьте, уважаемый доктор. — Это бесподобно!.. * Заметьте, Иван Арнольдович, холодными закусками и супом закусывают только недорезанные большевиками помещики. Мало-мальски уважающий себя человек оперирует закусками горячими. * Если вы заботитесь о своем пищеварении, мой добрый совет — не говорите за обедом о большевизме и о медицине. И — боже вас сохрани — не читайте до обеда советских газет. — Гм… Да ведь других нет. — Вот никаких и не читайте. Вы знаете, я произвел 30 наблюдений у себя в клинике. И что же вы думаете? Пациенты, не читающие газет, чувствуют себя превосходно. Те же, которых я специально заставлял читать «Правду», — теряли в весе. — Гм… — С интересом отозвался тяпнутый, розовея от супа и вина. — Мало этого. Пониженные коленные рефлексы, скверный аппетит, угнетенное состояние духа. * — Ну, теперь стало быть, пошло, пропал калабуховский дом. Придется уезжать, но куда спрашивается. Все будет, как по маслу. Вначале каждый вечер пение, затем в сортирах замерзнут трубы, потом лопнет котел в паровом отоплении и так далее. * — Почему убрали ковер с парадной лестницы? Разве Карл Маркс запрещает держать на лестнице ковры? Разве где-нибудь у Карла Маркса сказано, что 2-й подьезд калабуховского дома на Пречистенеке следует забить досками и ходить кругом через черный двор? * Почему пролетарий не может оставить свои калоши внизу, а пачкает мрамор? — Да у него ведь, Филипп Филиппович, и вовсе нет калош, — заикнулся было тяпнутый. — Ничего похожего! — Громовым голосом ответил Филипп Филиппович и налил стакан вина. — Гм… Я не признаю ликеров после обеда: они тяжелят и скверно действуют на печень… Ничего подобного! На нем есть теперь калоши и эти калоши мои! Это как раз те самые калоши, которые исчезли весной 1917 года. * Что такое эта ваша разруха? Старуха с клюкой? Ведьма, которая выбила все стекла, потушила все лампы? Да ее вовсе и не существует. Что вы подразумеваете под этим словом? — Яростно спросил Филипп Филиппович у несчастной картонной утки, висящей кверху ногами рядом с буфетом, и сам же ответил за нее. — Это вот что: если я, вместо того, чтобы оперировать каждый вечер, начну у себя в квартире петь хором, у меня настанет разруха. Если я, входя в уборную, начну, извините за выражение, мочиться мимо унитаза и то же самое будут делать Зина и Дарья Петровна, в уборной начнется разруха. Следовательно, разруха не в клозетах, а в головах. Значит, когда эти баритоны кричат «бей разруху!» — Я смеюсь.(Лицо Филиппа Филипповича перекосило так, что тяпнутый открыл рот). Клянусь вам, мне смешно! Это означает, что каждый из них должен лупить себя по затылку! И вот, когда он вылупит из себя всякие галлюцинации и займется чисткой сараев — прямым своим делом, — разруха исчезнет сама собой. Двум богам служить нельзя! Невозможно в одно время подметать трамвайные пути и устраивать судьбы каких-то испанских оборванцев! Это никому не удается, доктор, и тем более — людям, которые, вообще отстав в развитии от европейцев лет на 200, до сих пор еще не совсем уверенно застегивают свои собственные штаны! * Ничего делать сегодня не будем. Во-первых, кролик издох, а во-вторых, сегодня в большом — «аида».. * Успевает всюду тот, кто никуда не торопится. * Ошейник — все равно что портфель… * Абыр. Абыр-валг! * Примус! Признание Америки! Москвошвея! Пивная! Еще парочку! Буржуи! Не толкайся, подлец, слезай с подножки! Я тебе покажу, твою мать! * Дарья Петровна говорила и даже точно называла число: 28 ноября 1925 года, в день преподобного мученика Стефана земля налетит на небесную ось… * В очередь, сукины дети, в очередь! * Дай папиросочку, у тебя брюки в полосочку! * — Не бросай объедки на пол. — Отлезь, гнида. * Выражались в гнилом буржуазном обществе) сын. Вот как развлекается наша псевдоученая буржуазия. Семь комнат каждый умеет занимать до тех пор, пока блистающий меч правосудия не сверкнул над ним красным лучом. Шв…Р * — Откуда взялась эта гадость? Я говорю о галстуке. Человечек, глазами следуя пальцу, скосил их через оттопыренную губу и любовно поглядел на галстук. — Чем же «гадость»? — Заговорил он, — шикарный галстук. Дарья Петровна подарила. * Обыкновенная прислуга, а форсу — как у комиссарши. * Кто ответил пациенту «пес его знает»!? * — Что-то вы меня, папаша, больно утесняете, — вдруг плаксиво выговорил человек. Филипп Филиппович покраснел, очки сверкнули. — Кто это тут вам папаша? * Чисто, как в трамвае! * Мы в университетах не обучались! * — Пальцами блох ловить! Пальцами! — Яростно крикнул Филипп Филиппович, — и я не понимаю — откуда вы их берете? — Да что уж, развожу я их, что ли? * Человеку без документов строго воспрещается существовать! * — Что я, каторжный? — Удивился человек, и сознание его правоты загорелось у него даже в рубине. — Как это так «шляться»?! Довольно обидны ваши слова. Я хожу, как все люди. * Итак, что говорит этот ваш прелестный домком? — Что ж ему говорить… Да вы напрасно его прелестным ругаете. Он интересы защищает. * — Как же вам угодно именоваться? Человек поправил галстук и ответил: — Полиграф Полиграфович. — Не валяйте дурака, — хмуро отозвался Филипп Филиппович, — я с вами серьезно говорю. * Ваше имя показалось мне странным. Где вы, интересно знать, откопали себе такое? — Домком посоветовал. По календарю искали — какое тебе, говорят? Я и выбрал. — Ни в каком календаре ничего подобного быть не может. — Довольно удивительно, — человек усмехнулся, — когда у вас в смотровой висит. Филипп Филиппович, не вставая, закинулся к кнопке на обоях, и на звонок явилась Зина. — Календарь из смотровой. Протекла пауза. Когда Зина вернулась с календарем, Филипп Филиппович спросил: — Где? — 4-го марта празднуется. — Покажите… Гм… Черт… В печку его, Зина, сейчас же. Зина, испуганно тараща глаза, ушла с календарем, а человек покачал укоризненно головою. — Фамилию позвольте узнать? — Фамилию я согласен наследственную принять. — Как? Наследственную? Именно? — Шариков. * — Довольно странно, профессор, — обиделся Швондер, — как это так вы документы называете идиотскими? * — Бить будете, папаша? — Донесся плаксивый голос Шарикова из ванной. — Болван! — Коротко отозвался Филипп Филиппович. * — Вот все у вас как на параде, — заговорил он, — салфетку — туда, галстук — сюда, да «извините», да «пожалуйста-мерси», а так, чтобы по-настоящему, — это нет. Мучаете сами себя, как при царском режиме. — А как это «по-настоящему»? — Позвольте осведомиться. Шариков на это ничего не ответил Филиппу Филипповичу, а поднял рюмку и произнес: — Ну желаю, чтобы все… — И вам также, — с некоторой иронией отозвался Борменталь. * — Вы бы почитали что-нибудь, — предложил он, — а то, знаете ли… — Уж и так читаю, читаю… — Ответил Шариков и вдруг хищно и быстро налил себе пол стакана водки. — Зина, — тревожно закричал Филипп Филиппович, — убирайте, детка, водку, больше уже не нужна. Что же вы читаете? В голове у него вдруг мелькнула картина: необитаемый остров, пальма, человек в звериной шкуре и колпаке. «Надо будет Робинзона»… — Эту… Как ее… Переписку Энгельса с этим… Как его — дьявола — с Каутским. Борменталь остановил на полдороге вилку с куском белого мяса, а Филипп Филиппович расплескал вино. Шариков в это время изловчился и проглотил водку. * — Да что тут предлагать?.. А то пишут, пишут… Конгресс, немцы какие-то… Голова пухнет. Взять все, да и поделить… * — Вы, Шариков, третьего дня укусили даму на лестнице, — подлетел Борменталь. — Вы стоите… — Рычал Филипп Филиппович. — Да она меня по морде хлопнула, — взвизгнул Шариков, — у меня не казенная морда! — Потому что вы ее за грудь ущипнули, — закричал Борменталь, опрокинув бокал. * Кстати, какой негодяй снабдил вас этой книжкой? — Все у вас негодяи, — испуганно ответил Шариков, оглушенный нападением с двух сторон. — Я догадываюсь, — злобно краснея, воскликнул Филипп Филиппович. — Ну, что же. Ну, Швондер дал. Он не негодяй… Что я развивался… * Зина! — Зина! — Кричал Борменталь. — Зина! — Орал испуганный Шариков. Зина прибежала бледная. — Зина, там в приемной… Она в приемной? — В приемной, — покорно ответил Шариков, — зеленая, как купорос. — Зеленая книжка… — Ну, сейчас палить, — отчаянно воскликнул Шариков, — она казенная, из библиотеки! — Переписка — называется, как его… Энгельса с этим чертом… В печку ее! Зина улетела. — Я бы этого Швондера повесил, честное слово, на первом суку, воскликнул Филипп Филиппович * Слоны — животные полезные. * — Я не господин, господа все в Париже! — Отлаял Шариков. — Швондерова работа! — Кричал Филипп Филиппович, * Филипп Филиппович закусил губу и сквозь нее неосторожно вымолвил: — Клянусь, что я этого Швондера в конце концов застрелю. * — Я без пропитания оставаться не могу, — забормотал он, — где же я буду харчеваться? * — Кто они такие? — Наступал Филипп Филиппович, сжимая кулаки, на Шарикова. Тот, шатаясь и прилипая к шубам, бормотал насчет того, что личности ему неизвестны, что они не сукины сыны какие-нибудь, а — хорошие. * — А может быть, Зинка взяла… * Понимаете, что получиться, если нас накроют. Нам ведь с вами «принимая во внимание происхождение» — от’ехать не придется, невзирая на нашу первую судимость. Ведь у нас нет подходящего происхождения, мой дорогой? — Какой там черт! Отец был судебным следователем в Вильно, — горестно ответил Борменталь, допивая коньяк. — Ну вот-с, не угодно ли. Ведь это же дурная наследственность. Пакостнее и представить себе ничего нельзя. Впрочем, виноват, у меня еще хуже. Отец — кафедральный протоиерей. Мерси. * Вчера котов душили-душили… * — Что же вы делаете с этими… С убитыми котами? — На польты пойдут, — ответил Шариков, — из них белок будут делать на рабочий кредит. * Мне вас искренне жаль, но нельзя же так с первым встречным только из-за служебного положения… * — Отчего у вас шрам на лбу? Потрудитесь обьяснить этой даме, вкрадчиво спросил Филипп Филиппович. Шариков сыграл ва-банк: — Я на колчаковских фронтах ранен, — пролаял он. * У самих револьверы найдутся!.. * Я на шестнадцати аршинах здесь сижу и буду сидеть! * Человек в черном, не закрывая рта, выговорил такое: — Как же, позвольте?.. Он служил в очистке… — Я его туда не назначал, — ответил Филипп Филиппович, — ему господин Швондер дал рекомендацию, если я не ошибаюсь. * Филипп Филиппович пожал плечами. — Наука еще не знает способов обращать зверей в людей. Вот я попробовал да только неудачно, как видите. Поговорил и начал обращаться в первобытное состояние. Атавизм. — Неприличными словами не выражаться, — вдруг гаркнул пес с кресла и встал. Черный человек внезапно побледнел, уронил портфель и стал падать на бок, милицейский подхватил его сбоку, а Федор сзади. * Произошла суматоха и в ней отчетливей всего были слышны три фразы: Филипп Филипповича: — Валерьянки. Это обморок. Доктора Борменталя: — Швондера я собственноручно сброшу с лестницы, если он еще раз появится в квартире профессора Преображенского. И Швондера: — Прошу занести эти слова в протокол.
Новых за месяц: 130 Новых за неделю: 41 Новых вчера: 6 Новых сегодня: 3 Всего: 5499 Из них: Администраторов: 6 $$$-Модераторов: 2 Модераторов: 5 Прокураторов: 5 ----------------- далее: Проверенных: 260 Пользователей: 3034 Новичков: 1884 Заблокированных: 110 ----------------- Из всех пользователей: Мужчин и парней: 4322 Женщин и девушек: 1176
Ссылка на 1 серию
Просмотров: 1308 Загрузок: 22
Рейтинг: 5.0/4
Всего комментариев: 0
Всего: 5499
